Про точку отсчета. Я не знаю, в какой момент я окончательно перестала быть ребенком.
В 2009, когда развелись мои родители, мне уже достало мужества и рассудительности принять тот факт, что "как раньше" никогда не будет, и мама должна жить дальше и быть счастливой отдельно от меня, брата и моего отца, своего бывшего мужа. Будь я тогда совсем ребенком, наверное, до последнего цеплялась бы за мамину юбку и орала, что такниззяпочтоидоколе. Но нет.
В 2013-2014, когда отец уехал в деревню, у меня наконец-то получилось взглянуть на него не как на божественную родительскую фигуру, и не как на тунеядца-алкоголика-тымневсюжизньиспортил, а как на обычного взрослого мужика, с его собственными проблемами, неудавшейся жизнью, добрым сердцем и скверным характером. Мы наконец-то стали говорить о важном, писать о том, что болит, ощущать себя как отдельных взрослых людей.
В 2015 я уехала в Финляндию, где меня придавило кристальной прозрачностью красоты и отрезвляющей справедливостью всего происходящего вокруг. Окончательно выработалась привычка к деятельности: не поработаешь - не получишь ничего; продукты, чистое белье, убранная комната и прочие бытовые ништяки не появятся, если не ты. Нет ни единого человека, которого можно попросить "Сходи в магазин, пожалуйста, у меня температура 39, я не могу пошевелиться". Встаешь и идешь. Потому что так - честно. Потому что никто ничего тебе не должен. Одновременно с этим открылась почти безграничная свобода - гулять по лесу всю ночь, покупать то, что нравится, есть замороженную лазанью, если хочется, и самому решать - упрекнуть себя за это или нет. Даже если наутро ты встаешь не выспавшейся, новые ботинки из кожзама не пропускают воздух, а лазанья чрезмерно сытная и вредна для всех, кроме кота Гарфилда - это был мой выбор. Казалось, как только я вернусь на родину, все это закончится. Поэтому я вернулась и стала яростно грести лапками - работа, две работы, учеба, диплом, собственное мнение. Правда, отчаянье от того, что я, скорее всего, никогда не буду жить там, в Финляндии, временами придавливает меня до сих пор. Полтора года я прожила с гранитной плитой этого отчаянья на груди, но почти прошло и оно.
Мне кажется, что я наконец-то на правильном пути. Закончились выбоины на дороге, битый асфальт и лютое бездорожье детства, стало понятно, что нужно делать.
И последний год я счастлива. За исключением дней, когда все идет совсем кувырком, но они редки и почти незаметны. Моя жизнь балует меня, исполняет самые давние, почти неосуществимые желания.
Я отличница, которую все детство преследовал страх остаться никому не нужной; я аллергик, всю жизнь мечтавший о собаке; я девушка, перманентно страдающая от несоответствия того, чем я являюсь, тому, чем хотела бы быть. Я слишком женственна, чтобы быть одной из потрясающих женщин, которые мне нравятся, которые тянут меня к себе - женщин, похожих на озорных мальчишек, бунтарей и стойких оловянных солдатиков. Я слишком не похожа на тех, кто ходит на каблуках, не выходит из дому без макияжа, деликатно смеется и олицетворяет собой женственность 21 века. Я бисексуал, до чертей уставший доказывать ближайшим, что моя природа - не придурь и не любопытство, а нечто неизменное. То, кем я действительно являюсь.
Удивительно, но вместо того, чтобы бить меня по носу (как мне обещали всю мою жизнь), Мироздание гладит меня по голове и дарит подарки - один больше и неоплатнее другого.
Я встретила человека, который принимает меня такую, какая я есть - с макияжем и без, в платье и в косухе, на каблуках и в берцах, говорящую о себе в женском роде или в мужском. У нас замечательный дом на севере Москвы, где с балкона виден лес, выкрашенный в рыжий лучами солнца, а в остальное время - акварельно-зеленый от весенней листвы. Я выхожу курить в любое время дня и ночи. Я могу сесть под подъездом поздним вечером с пачкой сока в руках - и никто не скажет мне ни слова против. У меня любимая собака, которая приходит ко мне обниматься, поставить на меня передние лапы и сказать "мое", когда я вхожу в квартиру. У меня большие планы - например, сходить в поход этим летом, как я давно хотела.
К семье я приезжаю примерно раз или два в месяц и привожу новости и гостинцы; работаю в тандеме с мамой, но без ее неусыпного надзора; почти дружу с женщиной, которую при незнакомцах в шутку называю свекровью, обмирая, ужасаясь и невозможно радуясь этой мысли.
Надо мной все то же небо, что было со мной год, два, десять, двадцать два года назад. В Московских улочках мелькают черты финского города. Детские мечты и надежды обрастают плотью, вторгаются в явь и говорят "встречай, мы пришли". Я медленно, но неотступно разбираюсь в механизме устройства самой себя.
Взять бы и рассказать мне-четырнадцатилетней, что все будет так. Что моя жизнь вся целиком будет о любви.
Пойду покурю.