очередное плакательное
Моя мать не поет мне песен, она молчит, но ее ладонь всегда призывает сон. Моя мать, как ручей, который глубок и чист, и на дне его лежит золотой песок. Иногда по ночам мне слышится: «Танд хайртАй*, подрастай скорее, я тебя сберегу, я узнала твою судьбу по степным ветрам, по бараньей лопатке, кобыльему молоку». Иногда по ночам мне видится Сырдарья, белый соболь и белый кречет на рукаве… Мать с отцом тогда встревоженно говорят, из небесного ока падает лунный свет. У отца усталость в голосе: «Эта жизнь появилась первой, с ней появилась боль». Мать руки его касается: «Тэмуджин, покровительство неба пребудет теперь с тобой».
Рядом кони бродят, темные от росы, и тепло идет от войлочных мягких стен. Я наследник меркитского плена, я старший сын. Я лежу в колыбели и слышу ночную степь.
* (монг.) люблю тебя
© Copyright: Кот Басё, 2012Когда я была совсем маленькой - много, бесконечно много лет назад для меня теперяшней, - если у меня что-то не получалось, если все валилось из рук, если вселенная была против меня, я всегда могла позвать маму. Мама садилась рядом со мной, гладила меня по голове, и успокаивала. А потом мы справлялись со всем вместе.
Нет, онаникогда не делала ничего за меня - она лишь придавала мне сил, чтобы я смогла. Сама. Просто смогла, когда казалось, что положение безвыходно и закрыть бы глаза да и не существовать пару лет, пока про меня не забудут окончательно.
Мы делали вместе домашние работы по математике. Мы учились дирижировать вместе. Она сидела со мной, когда я занималась за фортепьяно - когда мне больше всего хотелось уронить голову на крышку рояля и плакать, пока вся эта боль, безвыходность и отчаянье не вытекут из меня, а я не стану легкой и прозрачной.
А позже, спустя пять или шесть лет, она плакала у меня на плече, когда я говорила ей, задыхаясь от слез и всхлипываний, как мне ее не хватает. Как я скучаю. Как мне больно без нее, как не хватает кого-то, кто смог бы встать между мной и моей болью, дать мне сил и терпения двигаться вперед. Дать мне уверенность в том, что я смогу - а если не смогу, то ничего страшного не произойдет.
Она делала мне лимонную воду, когда я болела, и ругалась, что у меня вечно холодные ноги. Она варила мне в детстве молочную лапшу с морковью, а по праздникам привозила из "метро" вкусные и жутко вредные печенья с желейной прослойкой. Мы вместе ходили выбирать мультики в видеопрокат. А потом она почему-то решила, что я выросла.
Я хотела написать сейчас что-то вроде "в тот самый момент, когда была особенно мне нужна", но она всегда была нужна мне особенно. Не было такого момента, когда она не была бы мне нужна - такая, добрая, нежная, любящая, терпеливая. Не-терпеливая. Это стало моей мантрой "я люблю тебя, мама, я так тебя люблю, люблю, люблю, мама, мамочка, мама.... пожалуйста, я так тебя люблю...."
Я могу сколько угодно говорить, что я сильная, что у меня в жизни все хорошо, что я в порядке.
Но я не в порядке. Черт возьми, я. не. в. порядке.
Это вообще страшно, когда ты ловишь себя на том, что не понимаешь, как в семьях у людей может быть "все хорошо". Как могут любить друг друга родители. Как могут бесконфликтно строиться отношения родителей с детьми. Как по вечерам семья может собираться вместе за столом. Ведь мозгом-то понимаешь: есть семьи, у которых действительно все сложилось, как надо, где жены гладят мужьям рубашки, где мужья пахнут не перегаром, а парфюмом от гуччи, например. Где дети улыбаются всю жизнь, а не первые четыре года, пока еще мало что соображают... А вот на подсознанке такого нет, и ты сидишь и мозгом думаешь "Господи, почему. Чем я заслужила. Чем я была так плоха, что мне столько дано выдержать. Зачем ты меня сюда, ведь никто тебя не просил"... Сидишь и думаешь, почему тебе пришлось повзрослеть в неполные семь, когда ты рыдала от внезапного осознания, какая у тебя семья, что нет у тебя семьи, давно уже нет.
И ревешь, как тогда, только из зеркала в ванной смотрит уже не девочка-две-косички, а почти женщина, которая до сих пор не осознает, как ее такую любить-то можно, покореженую, внутри крест-накрест перебинтованную, зелено-ржавую от йода с зеленкой. У меня эта зелень в глазах просвечивает, когда плачу. Чем сильнее плачу, тем ярче цвет глаз, видимо, подновляют... А раньше ведь серые глаза были. Не зеленые.
Я не знаю, зачем я в дайри пишу такой личный и печальный бред, но надо же деть куда-нибудь, здесь хоть читает эти простыни мало кто из знакомых. Не позорюсь почти.
Я скучаю по маме.
Мне чертовски не хватает тепла и чьего-то участия. Мир равнодушно смотрит на меня пустыми человеческими глазницами, гладит ладонями ничего не знающих - а хуже не понимающих, - и оттого еще более холодных людей, равнодушно льет через окно дождем, когда мне так хотелось вечером пойти гулять.
Мама, прости меня, я недостаточно хороша. Я знаю. Я стараюсь, изо всех сил, но их уже у меня почти нет. Я только и делаю, что пытаюсь выбраться из этого печального небытия, мам. Нулевой КПД, холостой ход. Мама, я не знаю, как дожить до следующего понедельника. Мама....
я люблю тебя.
мама, я так сильно тебя люблю.